mardi 26 novembre 2013

Jadan, La Route - quelques critiques russes


S. Jadan 2010









Жадан, на мой взгляд, скорее рано, чем поздно, станет нобелевским лауреатом по литературе. По меньшей мере изо всех литераторов, пишущих на просторах бывшего СССР, шансы у него наивысшие. Виктор Топоров. Итоги 2009. Литература как литература // Частный Корреспондент. — 2009. — 21 декабря.
A mon avis, Jadan, sans doute plus tôt que plus tard, deviendra lauréat du prix nobel de littérature. En tout cas de tous les écrivains en activité sur les vastes espaces de l’ancienne URSS c’est lui qui a les meilleures chances.
Victor Toporov
 
Великий это роман или нет, сказать невозможно: такие оценки раздает только время. Но если Сергею Жадану, во исполнение моего предсказания, когда-нибудь присудят Нобелевскую премию по литературе, то присудят ее ему как раз за «Ворошиловград». О литературе с Виктором Топоровым: Это же, сынок, наша родина! // Фонтанка.ру — 2012. — 25 июля.
Est-ce un "grand roman" ou pas, impossible de le dire : seul le temps peut porter un jugement de cet ordre. Mais si un jour, comme je l’ai prédit, Serhij Jadan reçoit le prix nobel de littérature, il l’obtiendra particulièrement pour Vorochylovhrad (La Route du Donbass).
Victor Toporov
 
Жадан — блестящий рассказчик. С ним вспоминаешь забытое с отечественными писателями, давно пославшими всякий фикшн в нахально-лирическом своём протагонизме, как это вообще бывает в литературе. […] Потому что единственный смысл в этой жизни и прозе — писать, если можешь, как Жадан. А если не можешь, то хотя бы его читать. Юрий Володарский. Красный на оранжевом // Частный Корреспондент. — 2009. — 11 декабря.
Car l’unique sens de cette vie (et de la prose) est d’écrire, lorsque tu peux écrire comme Jadan. Et lorsque tu ne le peux pas, au moins le lire. 
Youry Volodarsky
 
Ну почему он, блин, хохол? Почему в России нет своего Жадана? Почему первый человеческий рассказ о переделках 1990-х звучит из Харькова? В России, кто ни заговорит о незабвенных годах, сразу сунет читателю под нос рваные вены и потребует выпить за упокой одноклассников, полёгших с пулей во лбу и шприцем в руке. А тебе на них наплевать, как ни бейся автор в блатной истерике. А Жадан просто любит, «когда собирается какая-то компания и все ведут себя как придурки, тогда понимаешь, что ты не один такой». Михаил Трофименков. Кто на Харків? Роман украинского автора — предмет зависти российских коллег Жадана. // GQ. — 2010. — № 2 (февраль).
Mais pourquoi, putain, est-il un Khokhol ? Pourquoi la Russie n’a-t-elle pas son Jadan ?
Mikhaïl Trofimenkov
Khokhol, terme péjoratif pour Oukraïnien
 
Жадану трудно найти объект для сравнения, но если уж и делать это, то ближайшая аналогия — веселая, дикая и мистическая цыганщина фильмов Эмира Кустурицы (того периода его творчества, пока он не скатился в военные нравоучения). История о незряшности и ненапрасности жизни на этой земле, транслирующая мироощущение, которого в России катастрофически не хватает. Лиза Биргер. Пограничник миров // Газета.ru. — 2012. — 10 июля.
Il est difficile de trouver une comparaison pour Jadan, mais à le faire, l’analogie la plus proche c’est le joyeux, sauvage et mystique tourbillon gitan des films de Emir Kusturica (de cette période de son œuvre où il n’avait pas encore dégradé jusqu’aux moralisations militaristes).
L'histoire où la vie sur cette terre se révèle finalement n’être pas entièrement vaine et définitivement inutile, cette histoire propage une vision du monde qui manque de manière catastrophique en Russie.
Lisa Birguere
И это, пожалуй, самое ценное, нет, бесценное, что есть в романе Жадана: из всех пор его текста проступает ощущение всеобщей, почти фантасмагорической бездомности. Растерянности. Та страна, с красивой авиацией, крепким мужским футболом, бедной, но понятной жизнью, развалилась, а в новой непонятно — как, с кем и кем жить. На каждом шагу «эта банковская сволочь, менты, бизнесмены, молодые адвокаты, перспективные политики, аналитики, собственники, блядь, капиталисты», которые ведут себя так, «будто их сюда прислали на каникулы», и выжигают за собой все.

Погружаясь в эту книгу, первое, чему поражаешься, — это каким чудным вкусным языком она написана. Мысль о том, что вообще-то это перевод, возникает только потом. Задача Жадана … в том, чтобы высветить силовые линии, благодаря которым из событий складывается судьба. Он не умничает и не «заставляет задуматься» — к чему эти костыли тому, кто умеет дойти прямо до читательского сердца, схватить за горло, заставить сначала хохотать до упаду и тут же разрыдаться? Жадана не хочется причислять к «ихним» — он наш до боли, все его герои наши, знакомые, весь его бред — родной бред, его пронзительная тоска — наша, обычная тоска. Слава богу, что у нас есть такой писатель.

Скажу честно: мне лично не хватает в российской литературе такого автора. Наших прозаиков (даже очень хороших) то в сугубую серьёзность уносит, то в откровенную фантастику, то литературными играми они занимаются, то стиль начинают выделывать с тщанием балерины, которой нужно кровь из носу выкрутить три десятка фуэте. В итоге нередко получается лажа. А вот здесь и свобода чувствуется, и мастерство присутствует, и стиль блестящий, и ирония в наличии, и невидимые миру слезы проглядывают за этим всем. А впрочем, я вполне могу отнести Жадана к «нашей» литературе, как бы ни протестовали в данном случае читатели и письменники незалежной Украины. В прекрасном будущем наши литературы, наверное, разойдутся, но пока они движутся параллельными курсами, и мы вполне можем читать друг друга, опознавая то общее в биографии и культуре, что у нас (пока, во всяком случае) остается.  

«Ворошиловград» - лучшая на сегодняшний день вещь талантливейшего украинского писателя, полный поэзии и страсти криминальный роман о том, что «иногда можно всё это разом ощутить — как, скажем, переплетаются корни, как текут реки, как наполняется океан, как по небу пролетают планеты, как на земле движутся живые, как на том свете движутся мертвые».

Не исключено и другое: пора восклицать на манер Белинского о том, что новый Гоголь таки явился. Ибо после Николая Васильевича никто не описывал украинские просторы столь мелодично, красочно и любовно.

«Красный Элвис» известного украинского писателя Сергея Жадана — образец европейской прозы, не всегда достижимый для молодых российских авторов. О том, что на месте воспетого Сергеем Жаданом Харькова вполне мог бы быть и любой крупный российский город, уже много говорили. История, как одна из первых книг автора вышла в Петербурге без указания того, что это перевод с украинского, была досадным казусом, но в то же время стала знаком того, что Жадана здесь принимают за своего. Но даже если этот эффект окажется кратковременным, почитать «Красного Элвиса» все равно стоит хотя бы для того, чтобы узнать, какой могла бы быть наша словесность, если бы она не замыкалась на себе, сделала шаг по направлению к другим и продемонстрировала настоящий, живой интерес к происходящему здесь и сейчас.

Рассказами в классическом смысле его истории трудно назвать. Темперамент, смелость, я бы даже сказал, лихость автора и его щедрость поразительны. В героях Жадана есть что-то от шукшинских «чудиков», но эпоха другая: она жестче, свободней, предприимчивей, пестрее, гротескней шукшинской. Таковы и герои. Один из немецких критиков написал, что если бы Шехерезада жила не на Востоке в стародавние времена, а в сегодняшней Европе, то этой Шехерезадой был бы Сергей Жадан. Отстраняясь от некоторой цветистости этого комплимента, нужно признать, что в прозе Жадана и в самом деле невероятное количество фабул, анекдотов, историй.

После прочтения первого же рассказа литературного критика охватывает буйная радость: Господи, наконец-то живое слово! Проэзия! Александр Всеволодович Соколов, обратите, пожалуйста, внимание из Вашего флоридского далека: в / на Украине прорезалась проэзия. Жадан — слишком свободный человек, чтобы стать «писателем». Но уж поэтом в прозе он точно является. И слава Богу. Нам бы такого.

Жадан одинаково умело говорит и на языке прозы, и на языке поэзии. Видимо, поэтому его проза читается как нерифмованная поэзия, а стихи ощутимо прозаичны. Формально «Красный Элвис» — это сборник рассказов. Неформально — собрание эссе автора с абсолютным слухом на текст и склонностью к джазовым импровизациям. Просто тягучая, богатая на вкус и аромат субстанция этих эссе разлита в ячейки сюжета, что не дает ей расползаться бесформенной массой.

То ли это виртуозная игра в провинциала, то ли автор серьёзно так думает, — с первого взгляда не ясно. Больше того, автор время от времени начинает показывать приемчики и неиллюзорно демонстрирует свое атомное литературное мастерство, совершенно не заботясь при этом, что поэтические бриллианты своим ацким блеском неимоверно застят сюжет и вряд ли могут считаться кинематографичными, раз такое дело. Тем не менее это скатывание с анекдота в поэзию и закатывание обратно придает сложенным буквам неповторимую атмосферу, наделяет их необходимой рефлексией, а с ней, в свою очередь, создает иллюзию литературно адекватного отражения «лихих девяностых».

Проза Жадана местами грустна, местами смешна, местами смешна настолько, что в результате становится жутковато. В некоторых вещах он добивается вполне мифопоэтического эффекта, который дает ощущение реальности гораздо более яркое, чем самый реалистический реализм.

Взамен привычной реальности, которую он считает бутафорской, Жадан создает реальность абсурда. И как ни странно, хотя читать то, что написано, не очень приятно, зато то, как написано, доставляет настоящее удовольствие. Писать Жадан определенно умеет.

Первая реакция на стихи Жадана — зависть. Почему это есть на украинском, почему этого нет на русском? … Кажется, что у нас нет поэта, близкого Жадану по масштабу, темпераменту, свободе, чувству современности.

Проза Жадана столь же поэтична, сколь прозаичны его верлибры. Сложно дать адекватное определение жанру, в котором работает Жадан: воспоминания, путевые заметки, медитативные рефлексии по поводу и без повода — или смесь всего этого в раскрытии доминирующих тем «мое поколение» и «наша эпоха»

На самом деле анархия — всего лишь повод к путешествию, а путешествие — импульс к написанию. А само написание или сочинительство хоть и отличается внешним анархическим беспорядком, но в анархичности своей вполне логично. Жадан цепко улавливает мир, укладывая его в своей памяти. Он намеренно предметен в своем письме, и предметность возводит в принцип. Он спускается в кладовую своих воспоминаний, окидывает взглядом нажитое и накопленное и проводит инвентаризацию.
 
Пряные, жаркие, сладостно тягучие импровизации Сергея Жадана бессмысленно пересказывать — это словесный джаз. Когда читаешь Жадана, пугаешься за современную русскоязычную литературу: нет среди тех, кто сейчас пишет на русском языке, ребят настолько внутренне свободных (и в первую очередь, свободных от «писательской» позы, от стремления «производить впечатление»)

Aucun commentaire:

Enregistrer un commentaire